dev.by удалось поговорить с Анной Комок, женой маркетолога и бизнесмена Алексея Комка, чьё уголовное дело в данный момент слушается в суде Партизанского района Минска и, возможно, связано с делом Виктора Прокопени.

Обвинение по двум статьям

В феврале на сайте Следственного комитета Беларуси появилось сообщение о завершении расследования уголовного дела «в отношении гражданина Беларуси, 1981 года рождения, который в период с 2005 по 2012 год занимался незаконной рекламной деятельностью в сети Интернет».

По информации СК, «мужчине предъявлено обвинение по ч. 3 ст. 233 (незаконная предпринимательская деятельность) и ч. 2 ст. 343 (распространение порнографических материалов) УК РБ».

На Володарке — с января 2014-го

— В сообщении Следственного комитета говорилось о деле вашего мужа?

— Да, это сообщение касается дела моего мужа.

— Правда ли, что его задержали, когда он приехал в Минск из Питера буквально на несколько дней?

— Правда. На тот момент мы уже более двух лет жили в Санкт-Петербурге, а в Беларусь приезжали только в гости.

Были новогодние каникулы, мы приехали навестить родственников, но утром 7 января 2014 года в дом к моим родителям пришли сотрудники СК. Во время обыска забрали компьютеры и жёсткие диски, принадлежащие моим родителям и брату. Наших вещей там практически не было, забрали только то, что мы привезли с собой: ноутбук мужа, мой iPad, его телефон и банковские карты.

После обыска его увезли в СК для «беседы», после которой он так и не вернулся.

— Это было полной неожиданностью?

— Конечно, это было полной неожиданностью для всех.

— Где он находится и как часто вы видитесь?

— С января 2014 года он находится в СИЗО N1 на Володарке, на данный момент прошло уже 1 год и 4 месяца.

За это время, не считая суда, я видела мужа всего два раза. Первый раз — через неделю после задержания, в обмен на мой допрос. Второй — ровно через год, перед передачей дела в суд. Это были краткие свидания буквально по 40-50 минут. Разговаривать можно было только через телефонную трубку, между нами — звуконепроницаемое стекло. Сейчас мы общаемся только письмами.

— Что он рассказывает об условиях содержания в СИЗО?

— Алексей не привык жаловаться, но вы же понимаете, что тюрьма не курорт.

«Все жалобы моего мужа и адвокатов были отклонены»

— В чём конкретно его обвиняют?

— В обвинении фигурируют две статьи.

Во-первых, статья 233 ч.2, обвинение заключается в том, что он, не регистрируясь в качестве ИП, без образования юридического лица осуществлял предпринимательскую деятельность путём размещения в интернете веб-сайтов, содержащих ссылки и баннеры с рекламой различных товаров и услуг, в том числе рекламу сотовых телефонов и рингтонов. В результате чего, по убеждению обвинения, с 2005 по 2012 год получил доход в размере 131 тысячи долларов.

Данная статья относится к категории менее тяжких и, согласно УПК, за подобное преступление можно держать под стражей максимум 6 месяцев, но мой муж провёл в СИЗО до суда больше года. По нашему убеждению, имеет место грубое нарушение УПК. Однако все жалобы Алексея и его адвокатов в СК, Генеральную прокуратуру и суд были отклонены.

Во-вторых, статья 233 ч.2 (та же статья, но другой эпизод), она была предъявлена ещё в конце февраля 2014 года (сразу после того, как мы погасили ущерб). Но перед передачей дела в суд в декабре 2014 СК её переквалифицировал на ч.3 (организованная преступная группа). Как я могу судить по публикациям в СМИ, именно эта часть обвинения — «осуществлял предпринимательскую деятельность, заключавшуюся в размещении им в Интернете веб-сайтов, содержащих ссылки и баннеры с рекламой различных товаров и услуг, в результате которой с 2005 по 2008 гг. получил доход в размере 684 тысяч долларов» — аналогична обвинению, которое предъявили Виктору Прокопене. Только суммы расходятся на 30 тысяч долларов.

— А причём тут распространение порнографии, о котором идёт речь в сообщении Следственного комитета?

— Это не имеет никакого отношения не только к эпизодам с незаконной предпринимательской деятельностью, но и к самому Алексею.

Статья 343 ч.2, по моему мнению, появилась исключительно для создания негативного образа моего мужа как раз накануне очередного продления заключения под стражу свыше 6-ти месяцев. Ведь продление стражи на срок более 6 месяцев запрещено процессуальным кодексом.

Суть обвинения в том, что, по мнению следствия, на одном из форумов он разместил две ссылки на сайт и видеоролик порнографического характера. Одну в 2005-м, вторую в 2008 году. Прямых доказательств либо признания вины по данному эпизоду нет.

Тут хочу отметить два момента: во-первых, на то время в УК отсутствовало наказание за это действие, это в принципе не было преступлением.

Во-вторых, как можно проверить и тем более доказать, какой контент и кем размещался по данным ссылкам в 2005 и 2008 году, если экспертиза, которая сделала заключение, что это порнография, была произведена в 2014 году?

— Как вообще так получилось, что следствие раскопало историю десятилетней давности?

— Этот вопрос надо задать следствию.

«Погасите — мы его отпустим»

— СК сообщал, что «в ходе следствия обвиняемый добровольно погасил часть полученного им преступного дохода, также был наложен арест на его банковские счета». Вы также упомянули о погашенном ущербе. О какой сумме идёт речь?

— Изначально Алексею был предъявлен только один эпизод — по ст. 233 ч.2 и указана сумма ущерба в размере 131 тысячи долларов. Он признал свою вину только по этому эпизоду. Этот эпизод связан исключительно с его самостоятельной деятельностью, никакие другие лица в соучастии моему мужу не подозреваются.

Во время моего допроса следователь сказал, что ничего серьёзного здесь нет, статья у него не тяжкая и, чтобы выпустить его из-под стражи, не хватает только погашения «ущерба». Погасите — мы его отпустим.

Мне пришлось одолжить деньги, я взяла на работе займ. Много раз пыталась выяснить счёт, на который можно перевести деньги в счёт погашения ущерба, не приезжая в Минск. Но следователь вынудил меня приехать и внести деньги лично в Следственном комитете наличными в кассу.

Однако, как выяснилось на стадии завершения следствия, все внесённые деньги были направлены не в бюджет на погашение ущерба, а арестованы как якобы принадлежащие моему мужу. По этому поводу Алексей написал жалобу в прокуратуру, но она, как и все предыдущие, была отклонена.

— Но в сообщении СК говорится, что ущерб был частично погашен…

— Вот наши адвокаты тоже удивились, что СК написал о погашении. По бумагам, деньги арестованы.

После погашения никто никого не отпустил, меру пресечения не изменили, и мой муж остался в СИЗО. Более того, буквально на следующий день следователь предъявил новое обвинение, там появился ещё один эпизод по статье 233 ч.2, но с суммой ущерба уже 684 тысячи долл. Позже, почти через год, данную статью переквалифицировали на ст. 233 ч.3.

— Сколько заседаний суда уже состоялось?

— На данный момент состоялось три заседания, идёт допрос свидетелей. Слушают дело в суде Партизанского района, судья — Ольга Павловская. Прокурор поменялся, поэтому его фамилию я не запомнила. Первое заседание состоялось 19 марта, второе — 26 марта, и на втором заседании был уже другой прокурор.

«Судья спросила меня о Прокопене в суде ещё 26 марта»

— Высказывалось предположение, что «дело Прокопени» может быть непосредственно связано с делом вашего мужа, который работал под началом Прокопени в Viaden. Так ли это?

— В обвинении моего мужа нет ни одного упоминания Виктора. Хотя вопрос о том, знакомо ли мне имя Виктор Прокопеня, судья задала во время моего допроса в суде ещё 26 марта.

Кроме того, когда я читаю новости по делу Виктора, мне очень странно, что к нему пришли 18 марта с постановлением на обыск в связи с расследованием уголовного дела в отношении «неустановленного лица» (вероятно, моего мужа) — в то время, как само расследование дела было уже закончено и передано в суд.

— А когда ваш муж работал у Прокопени?

— Это было до того, как я с ним познакомилась, поэтому ничего сказать не могу.

— Чем Алексей занимался после ухода из Viaden?

— Он с приятелем открыл небольшое рекламное агентство и занимался контекстной рекламой, но буквально через год его пригласили работать в Петербург — запустить стартап по продаже авиабилетов. Алексей переехал в середине 2011 года, я — чуть позже. Муж сначала занимался маркетингом и развивал проект, а затем занял пост генерального директора.

— Что думают о происходящем белорусские и российские друзья и коллеги Алексея?

— Конечно же, они возмущены этой ситуацией. Тем более что в России за незаконную предпринимательскую деятельность садят либо удерживают под стражей крайне редко, только если это причинило крупный ущерб гражданам, организациям или государству. На практике чаще всего дают штраф, размер которого в среднем 100-300 тысяч российских рублей.

В Украине данная статья декриминализована, и в уголовном кодексе ее нет, только в административном — она наказывается штрафом.

— Как вы переживаете эту ситуацию?

— Поначалу было очень тяжело, было много непонятных моментов: неужели это такое опасное деяние, что человека надо держать в СИЗО больше года?

На самом деле я до сих пор всего не понимаю. Ни квартир, ни дорогих машин, ни сотен тысяч долларов на наших счетах нет. На момент задержания у Алексея была любимая работа, в которую он вложил много сил и времени. Проект активно рос и развивался...

В Минск из Питера я приезжаю редко, в этом нет необходимости — мужа я всё равно не увижу. Присутствовать на суде и видеть мужа в клетке мне, если честно, морально тяжело. К тому же пообщаться или просто подойти к нему нельзя.

Я осталась одна в чужом городе, практически без денег. Счета мужа, на которых находятся наши совместные сбережения и подаренные нам на свадьбу деньги, арестованы. На мне — огромный долг, так как я погасила ущерб за Алексея деньгами, которые одолжила и теперь вынуждена отрабатывать.

Родители Алексея тоже очень тяжело переживают всё это, да и здоровье у них не железное. Они оба на пенсии, не работают — Алексей им помогал.

P.S.

Корреспондент dev.by обратился за комментарием в Следственный комитет, однако в отделе информации и связи с общественностью центрального аппарата СК нам сообщили, что они не уполномочены комментировать дело, поскольку теперь оно находится в юрисдикции Верховного суда. В пресс-службе ВС нам ответили, что никаких комментариев в ходе разбирательства они не дают — только после вынесения приговора.